(цифровая версия книги © Трухан Александр)
(электронная версия книги)
[Марий (156-86 г. до н. э.). Знаменитый римский полководец, прошедший суровую военную школу, сторонник демократической партии, 7 раз избирался консулом] Плутарх жил приблизительно между 46 и 120 гг. н. э. Он родился в богатой греческой семье в беотийском городе Херонее. Получил хорошее философское образование. Многократно бывал в Риме и однажды в Египте, пользовался влиянием и при римском дворе и у себя на родине. Из его исторических сочинений до нас дошло 46 параллельных биографий, которые соединены попарно: одна биография грека соответствует одной биографии римлянина. К его времени это был старый литературный прием. В числе этих биографий входит и жизнеописание Мария с подробным описанием войны римлян с кимрами и тевтонами, даваемым здесь почти без пропусков. Целью Плутарха в его биографиях были философские характеристики исторических деятелей, поэтому у него нет критического отношения к излагаемым фактам. Сохранились еще его философские сочинения на этические, религиозные, политические, литературные и естественноисторические темы.
Гл. XI. Едва только [в Риме] узнали о взятии в плен Югурты, как разнеслась молва о тевтонах и кимрах. Сначала вести о количестве и силе наступающих войск вызывали недоверие, но впоследствии они оказались преуменьшенными сравнительно с действительностью. На самом деле, двигались триста тысяч вооруженных воинов и, по рассказам, толпы детей и женщин шли вместе с ними в еще большем числе: они нуждались в землях, чтобы было где прокормить такое множество [народа], и в городах, где можно было водвориться на жительство, подобно тому как раньше них кельты (это им было известно) завладели лучшей землей, захваченной у тирренов (кельты у Плутарха везде галлы, тиррены - греческое название этрусков). Вследствие отсутствия у них сношений с другими [народами] и громадности пройденного ими пространства, о них было неизвестно, что это за люди или откуда они надвинулись и, как туча, напали на Галлию и Италию. По большей части предполагали, что это - германские племена, расселившиеся вплоть до Северного океана: [на это указывали] их высокий рост и голубой цвет глаз, а также и то, что "кимрами" германцы называют разбойников. По словам некоторых, Кельтика (Галлия и Германия) такая обширная и большая страна, что она от внешнего океана и холодных краёв идет в сторону солнечного восхода и Меотиды, где граничит с Понтийской Скифией (Меотида - Азовское море. Понтийская Скифия-степи по северному побережью Черного моря (Украина, степной Крым, Северный Кавказ). Киммерийцы -племена, населявшие северный берег Черного моря в конце второго и начале первого тысячелетия до нашей эры. Здесь имеются в виду среди толкований других греческих ученых также и толкование Посидония). Именно оттуда, где смешались эти племена, они выселились не одним непрерывным натиском; но каждое лето двигались все вперед и воюя прошли материк за большой промежуток времени. Поэтому, хотя они делились на много частей с разными названиями, все их войско в совокупности называли кельтоскифами. По мнению других, те киммерийцы, которые в древности впервые стали известны грекам, были не большою частью всего своего парода, а только группой беглецов или восставших, вынужденных скифами переселиться под начальством Лигдамия от Меотиды в Азию. Самые многочисленные и воинственные из них живут на краю света, у внешнего моря, и занимают тенистую и лесистую землю, совершенно недоступную солнцу из-за обширных и густых дубрав, которые простираются вплоть до Герцинских лесов. Они получили в удел [ту часть] неба, где, по существующему мнению полярная звезда поднимается очень высоко вследствие склонения параллелей и где уже не далеко до того пункта, в котором она стоит над самою головою жителей. Дни там равняются ночам по краткости и длине, и время разделено между ними поровну: это и дало Гомеру удачный материал для сказания о царстве мертвых (XI песнь Одиссеи). Именно отсюда возникло наступление на Италию этих варваров, называвшихся сначала киммерийцами, а потом очень кстати кимрами (имеется в виду разбойниками - похоже: химера, каморра). Впрочем, это сообщается преимущественно по догадке, а не на основании прочно обоснованного исследования. Их масса, по исследованию многих, была не меньше, а больше указанной выше. Они наступали так, что против их храбрости и отваги нельзя было выстоять, а в сражениях они действовали руками с быстротою и силою огня. Поэтому никто не мог сопротивляться их движению вперед. К кому бы они ни пришли, повсюду они уводили и уносили добычу. Ими бесславно были уничтожены многочисленные войска великих римских полководцев, поставленных на защиту заальпийской Галлии. Именно эти последние, не справившись с нападением врагов, навлекли их на самый Рим. А те, победив встретившихся им на пути и овладев большими богатствами, решили ни в какой земле не водворяться, пока не уничтожат Рима и не разгромят Италию.
[В гл. XII рассказывается о вызове Мария из Африки в Рим для ведения войны против кимров, о его триумфе и вторичном консульстве и, наконец, о казни Югурты. В главе XIII повествуется о мерах Мария к укреплению войск во время похода различного рода упражнениями.]
Гл. XIV. Обстоятельства, как кажется, сложились для Мария очень удачно. Так как варвары отхлынули в своем движении наподобие морского отлива сначала на Иберию (Испанию), то у него оказалось [достаточно] времени для того, чтобы закалить воинов физически и укрепить в них бодрость духа, а, главным образом, чтобы они могли хорошенько привыкнуть к нему самому. [Дальше в этой главе говорится о строгости и справедливости Мария в наложении взысканий. За время пребывания кимров в Испании его выбирают консулом в третий, а затем в четвертый раз. Его коллегою был Лутаций Катул.]
Гл. XV. Узнав о близости врагов (новое вторжение кимров в Галлию из Испании), Марий поскорее перевалил через Альпы, разбил у реки Родана укрепленный лагерь и свез в него достаточно много провианта, чтобы вступить в сражение в благоприятный момент, а не быть вынужденным к этому недостатком необходимого. Доставка войску продовольствия по морю была сначала длительна и дорога; но Марий сам сделал ее легкою и быстрой. Так как в устья Родана при морском разливе попадает много илу и наносится волнами песок, смешанный с толстым слоем грязи, то доступ в него для судов с грузом продовольствия тяжел, труден и узок. Применив здесь досуг своего войска, Марий провел значительный канал и, отведя по нему большую часть реки, пустил ее по удобному руслу, достаточно глубокому и доступному большим судам, причем [этот канал] открывался к морю ровным и удобным устьем. Он еще и теперь носит имя Мария. Варвары разделились на две части: кимры должны были через Норик двинуться изнутри материка на Катула и силой овладеть этою дорогого, а тевтоны и амброны - напасть по морскому берегу через Лигурию на Мария. Кимры при этом слишком замешкались с нападением, в то время как тевтоны и амброны поднялись сразу, пересекли лежавшую между [ними и римлянами] область и явились перед ними всей своей бесчисленной массой, страшные с виду и ни на кого не похожие голосом и производимым шумом. Заняв большую равнину и расположившись на ней лагерем, они стали вызывать Мария на битву.
Гл. XVI. Его это нисколько не задевало. Он сдерживал воинов внутри укреплений и сурово упрекал слишком смелых и называл предателями отечества тех из них, кто страстно рвался в сражение. [Он говорил], что теперь цель их честолюбия состоит не в стремлении к триумфу и трофеям, а в том, чтобы, рассеяв эту грозовую тучу войны, спасти Италию. Так он в частной беседе говорил начальникам и равным по положению лицам. Воинам он поочередно приказывал выходить на вал, чтобы присматриваться к врагу, и приучал их не бояться вида и совершенно чуждых звероподобных голосов врагов и привыкать к их вооружению и повадкам: таким образом, он постепенно превращал то, что казалось страшным, в привычное для сознания, благодаря обыденности этого зрелища. Он считал, что новизна непривычных явлений вызывает много ложного страха, тогда как при постоянной привычке даже то, что действительно ужасно, теряет способность устрашать. [У воинов] не только исчезал страх от этого ежедневного зрелища, но также в ответ на угрозы и невыносимое хвастовство варваров у них пламенно разгоралась в душе настоящая храбрость; а так как враги не только угоняли и грабили все в округе, но еще и приближались с большою наглостью и дерзостью к самому укреплению, то до слуха самого Мария стали доноситься негодующие разговоры воинов. "За трусов что ли нас признает Марий, раз он удерживает нас от сражения, как женщин, за замками и привратниками? Питая чувства свободных [граждан], давайте спросим, не ждет ли он других, чтобы биться за Италию, и не собирается ли он пользоваться нами для всяких работ, если понадобится рыть каналы, расчищать грязь и отводить какие-то реки. Для этого, видно, он закалял нас всякими трудами; он так и возвратится домой, показав гражданам такие подвиги своего консульства. Или его пугает судьба Карбона и Цэпиона, побежденных врагами? Так тем далеко было до славы и доблести Мария, да и войска у них было гораздо меньше. Лучше уж подобно им пострадать в каком-нибудь деле, чем сидеть зрителями того, как разоряют наших союзников".
Гл. XVII. Марий слушал это с удовольствием и успокаивал воинов тем, что он им доверяет, но вынужден в силу предсказаний выбирать срок и место победы. [Дальше в XVII главе рассказывается о сириянке Марфе, которую Марий возил с собою в качестве пророчицы, о двух коршунах, сопровождавших войско Мария перед победами, и о чудесах и пророчествах, возвестивших великую победу римлян.]
ГЛ. XVIII. Так как Марий ничего не предпринимал, то тевтоны попытались взять лагерь штурмом; они были встречены с вала множеством стрел и, потеряв кое-кого из своих, решили двинуться вперед, собираясь бесстрашно перейти через Альпы. Собравшись в дорогу, они стали проходить мимо римского лагеря; шли они длинною вереницею и очень медленно, показавшись, таким образом, во всем своем множестве. Передают, что они шесть дней проходили мимо укреплений Мария непрерывным потоком. Они проходили очень близко от римлян и спрашивали их, не поручат ли те что-нибудь передать своим женам, у которых сами они побывают. Как только варвары миновали лагерь и ушли вперед, Марий снялся с места и медленно пошел за ними вслед, причем всякий раз располагался на стоянку вблизи от них, пользуясь для лагеря защищенной местностью и располагая перед собою укрепленные пункты, чтобы в безопасности провести ночь. Двигаясь, таким образом, вперед, они оказались в так называемых Аквах Секстийских, откуда оставалось немного пройти до Альп. Именно поэтому Марий стал здесь готовиться к сражению и выбрал для лагеря сильное место, однако недостаточно обеспеченное водою: он этим хотел (как говорят) сильнее возбудить воинов. В ответ на негодующие слова многих о предстоящих страданиях от жажды, он показал на какую-то речку около варварского лагеря и сказал, что там можно будет напиться ценою крови. "Так что же, - говорили воины, - ты не ведешь нас на них теперь же, пока наша кровь еще не высохла?" На это он спокойно ответил: "Сначала нам нужно укрепить лагерь".
Гл. XIX. Воины, хотя и негодуя, все-таки повиновались. Толпа обозной прислуги, не имея воды для себя и для животных, всей массой стала спускаться к речке, захватив, кроме гидрий (сосудов), кто топоры, кто секиры, а кто мечи и копья, с тем, чтобы хотя в бою, но достать воды. У них произошла стычка с немногочисленными врагами, так как большинство варваров в это время завтракало после купанья, а некоторые купались. Именно в этой местности бьют теплые источники. Римляне напали как раз на тех из врагов, которые наслаждались около источников и радовались приятному и восхитительному месту. Когда на их крик стало сбегаться больше людей, Марию было трудно удержать воинов, боявшихся за своих рабов. Кроме того, самая воинственная часть варваров, именно те, кем были раньше разбиты римляне, находившееся под командой Маллия и Цэпиона (они назывались амбронами, и их одних число доходило до 30 тысяч), все стремительно взялись за оружие и двигались вперед. Они были отягощены пищей и пришли в чванливое настроение от крепкого вина. Тем не менее они бежали вперед не в беспорядочном исступлении и не издавали нечленораздельных криков, а в такт ударяли оружием и подпрыгивали все вместе, часто выкрикивая разом свое собственное имя "Амброны!", или чтобы подбадривать себя самих, или чтоб устрашить врагов таким напоминанием о себе. Первыми из италиков на них спускались лигуры и, расслышав и поняв их возгласы, стали кричать в ответ, что это их отчее имя: сами лигуры называют себя так по происхождению. Поэтому с обеих сторон раздавался непрерывный крик, прежде чем началась схватка. Так как оба войска издавали одновременные возгласы и старались перекричать друг друга, то этот крик их раздражал и приводил в ярость. Течение реки разобщило амбронов между собой; они переправившись еще не успели построиться, а лигуры уже бегом напали на передних из них, и завязалась рукопашная битва. Спеша к лигурам на помощь и нападая на варваров сверху, римляне одолели их и обратили в бегство. [Враги] в большинстве тут же были оттеснены к потоку и сталкивали друг друга, так что река наполнилась трупами убитых; римляне переправились через нее и избивали врагов, которые не смели перейти в наступление и убегали вплоть до своего лагеря и повозок. Здесь им навстречу вышли женщины, вооружась мечами и секирами. Они со страшным яростным криком отражали одинаково и беглецов и преследователей - одних, как предателей, а других - как врагов. Смешавшись со сражающимися, они голыми руками вырывали у римлян щиты, хватались за их мечи и выдерживали раны и телесные повреждения, оставаясь непобедимыми до последней минуты. Говорят, что эта битва у реки сложилась так скорее случайно, чем по плану полководца.
Гл. XX. После этого римляне возвратились в лагерь, перебив много амбронов, и наступила ночь. Однако, несмотря на такую удачу, войску не пришлось петь победные песни, пировать по шатрам, дружески поужинать и спокойно уснуть, что приятнее всего для победителей. Напротив, люди провели эту ночь с особенным страхом и тревогою. Лагерь у них еще не был укреплен и обведен валом; многие десятки тысяч варваров еще оставались непобежденными. К ним присоединились те из амбронов, которые спаслись бегством, и всю ночь раздавались их жалобы. Эти жалобы не были похожи на плач и стенания людей; но какой-то звериный вой и рев, смешанные с угрозами и слезами и исходившие от такой большой массы, звучали по окрестным горам и по речному руслу. Над всей равниной раздавался ужасный шум. Римляне были в страхе, и сам Марий в смятении ожидал нестройной и полной беспорядка ночной битвы. Впрочем, ни в эту ночь, ни в другой день враги не произвели нападения, но провели их в водворении у себя порядка и в приготовлениях. Так как над местом расположения варваров находились склоны гор, покрытые лесом, и осененные дубравами ущелья, то Марий послал туда Клавдия Марцелла с тремя тысячами легионеров устроить засаду, приказав ему во время сражения тайно напасть на врагов сзади. Дав остальным вовремя подкрепиться пищей и сном, он на заре вывел их и выстроил перед укреплением, а всадников выслал вперед в долину. При виде этого тевтоны не смогли дождаться, пока римляне спустятся вниз и можно будет сражаться с ними на ровном месте, а наспех в гневе похватали оружие и бросились в гору. Марий, рассылая начальников к каждому отряду, отдавал приказания стоять на месте и терпеливо ждать, пока враги приблизятся настолько, что в них станет возможным бросить копья. Затем [по его приказанию следовало] взяться за мечи и оттеснить противников, обороняясь щитами. [По его расчету] из-за покатости местности удары врагов не могли иметь достаточной силы, а их сомкнутый строй быть достаточно крепким, так как каждому из них приходилось менять положение и спотыкаться из-за неровности почвы. Он и другим это советовал и первый так поступал у всех на глазах: он сам никому не уступал по ловкости и всех сильно превосходил отвагой.
Гл. XXI. Таким образом, римляне встретили врагов и напали на них во время их движения в гору; поэтому тем пришлось отступать и мало-помалу спуститься в долину. И вот, когда передние из них уже стали строиться на равнине, сзади вдруг поднялся крик, и произошло расстройство. Это был Марцелл, не упустивший удобного случая: как только крики стали доноситься до вершины занятых им холмов, он, подняв своих, бегом и с воинственными криками напал на врагов с тылу, поражая их задние ряды. Эти последние привлекли на помощь стоявших перед собой и привели в полное смятение все войско. Враги недолго выдерживали нападение с двух сторон, но бежали, расстроив ряды. Римляне во время преследования захватили в плен и перебили свыше ста тысяч человек. Захваченные шатры, повозки и имущество, кроме того, что было расхищено в бою, было решено отдать Марию. Хотя он и получил такой блистательный дар, но все это сочтено было недостаточной наградой за эту чрезвычайно опасную кампанию. Некоторые сомневаются и в этом даре добычей и в таком множестве павших. Впрочем, рассказывают, о массилиотах (жители Массилии, современный Марсель), что они огородили костями виноградники и что их земля, благодаря разложению трупов и выпавшим за зиму дождям, стала так жирна и так глубоко переполнилась проникшими в нее продуктами гниения, что в надлежащее время года стала приносить громадный урожай (из описания Посидония, бывшего в тех местах через 10 лет). Этим были подтверждены слова Архилоха, что, таким образом, пашни становятся тучными. Говорят, что обычно после больших сражений выпадают проливные дожди: может быть, это кто-нибудь из богов омывает н насыщает землю очистительной небесной влагой, или от того, что гниющие трупы испускают влажные и тяжелые испарения, которые сгущают воздух, легко поддающийся изменениям часто даже от самой малой причины.
Гл. XXII. [Здесь рассказывается о том, как при жертвоприношении, производившемся Марием после победы, из Рима пришло известие о его пятом избрании в консулы.]
Гл. XXIII. Никогда большая удача не бывает вполне радостной и чистой, но смешением вместе плохого и хорошего: в человеческую жизнь вносят разнообразие или судьба, или гнев богов, или неизбежный ход событий. Это случилось и с Марием: немного дней спустя он получил такое известие о своем соправителе Катуле, словно в ясную и тихую погоду туча опять нанесла на Рим новую страшную бурю. Катул, поставленный против кимров, отказался от защиты альпийских перевалов, чтобы не ослабить своих сил вынужденным раздроблением на большое число отрядов. Он немедленно спустился оттуда в Италию, расположился за рекою Атисоном и, устроив по обеим сторонам переправы сильные укрепления, соединил их мостом, чтобы подавать помощь на ту сторону, если варвары попробуют через теснины овладеть сторожевым укреплением. Эти последние (кимры) были охвачены такою смелостью и презрением к своим врагам, что больше старались выказать силу и отвагу, чем делать что-нибудь нужное. Так, например, они нагими терпели падающий снег или взбирались на вершины гор по глубокому снегу и льду, а оттуда, подложив под себя широкие щиты, стремглав неслись по скользкой крутизне, имеющей головокружительно гладкие склоны. Только что они расположились лагерем поблизости [от римлян] и осмотрели переправу, как немедленно, принялись сооружать запруду. Они, подобно гигантам, сокрушали соседние холмы и одновременно тащили в реку вывороченные с корнями деревья, обломки скал и кучи земли, вытесняя поток [из берегов] и пуская вниз по течению на опоры моста большие тяжести, расшатывавшие его своими ударами. [От этого] большая часть легионеров перепугавшись покинула большой лагерь и отступила. Именно тут Катул показал себя таким, каким нужно быть хорошему и решительному начальнику: он предпочёл доброе имя граждан своему собственному. Ему не удалось убедить воинов остаться, и он видел, как они в страхе отступают. Тогда, приказав поднять орла (знамя), он бегом двинулся в первые ряды отступающих и повёл их вперёд, желая этим перенести позор на себя, а не на отечество, и показать, что войско вовсе не бежит, а совершает отход, следуя за полководцем. [Между тем] варвары напали на сторожевое укрепление по ту сторону Атисона и его взяли; бывшие там римляне выказали большое мужество и достойным образом рисковали собой ради отечества. Восхищённые враги отпустили их под честное слово, взяв с них клятву перед медным быком (говорят, что впоследствии он был захвачен после сражения и отправлен в дом Катула, как лучшая часть добычи). Затем враги нахлынули на беззащитную страну и опустошили ее.
Гл. XXIV. В это время Марий был вызван в Рим. Хотя все думали, что он, находясь там, совершит триумф и сенат благосклонно уже вынес об этом постановление, но [Марий] отклонил такую честь. Может быть, он не хотел лишить воинов и соратников участия в почестях, а, может быть, старался ободрить народ тем, что, поручая Судьбе города славу своих прежних удач, он вторично намеревался получить еще более блестящую славу. Переговорив о том, что следует делать на будущее время, он отправился к Катулу, ободрил его и вызвал своих воинов из Галлии. По их прибытии он перешёл Эридан с намерением не допускать варваров внутрь Италии. А они откладывали битву под тем предлогом, что ждут тевтонов и только удивляются их медлительности. Может быть, они действительно не знали об их гибели, а, может быть, старались сделать вид, что этому не доверяют. Они подвергали страшным истязаниям приносивших такие известия и даже просили у Мария через послов для себя и для своих братьев земли и городов, достаточно больших, чтобы в них поселиться. На вопрос Мария, кто их братья, послы назвали тевтонов. Все присутствующие засмеялись, а Марий в шутку сказал: "Оставьте теперь своих братьев: они владеют землей, получив ее от нас, и будут ею владеть всегда". Послы поняли его насмешку и порицали его, уверяя, что он потерпит наказание от кимров тотчас же, а от тевтонов тогда, когда они явятся. "Они и то уже здесь, - сказал Марий, -и с вашей стороны будет нехорошо удалиться, не отдав приветствия своим братьям". С этими словами он приказал вывести закованных тевтонских королей: они были взяты секванами в плен в Альпах во время бегства.
Гл. XXV. Кимры, как только получили от своих послов это известие, так и двинулись на Мария, спокойно охранявшего свой лагерь. Рассказывают, что для этого сражения впервые Марием было введено новое устройство метательных копий. Прежде часть древка, вставлявшаяся в наконечник, прикреплялась двумя железными гвоздями; теперь же Марий оставил один из них по-прежнему, а другой извлёк и вставил вместо него ломкую деревянную шпильку, его хитрость заключалась в том, что копье, попавшее в щит врага, не оставалось прямым, а благодаря перелому деревянного гвоздя, железный сгибался, и вонзившееся копьё поворачивалось в сторону вследствие искривления древка. Король кимров Бойориг (этим королём был убит Сквар - консульский легат, взятый в плен) подъехал на короткое расстояние к лагерю u вызывал Мария назначить срок и выбрать место для борьбы за этот край. Марий сказал, что римляне еще никогда не спрашивали у врагов совета относительно сражения, но что он все-таки окажет кимрам эту услугу; решили выбрать для битвы срок на третий день, а местность - равнину около Верцелл (город племени либуев на правом берегу р. Сезии - Sesites, приток р. По), удобную для римской конницы и достаточно обширную для множества их [врагов]. В назначенное время [римляне] выстроились к бою: Катул - с 20 300 воинов, Марий - с 32 тысячами. Его [воины] были распределены по обоим флангам, а в центре находился Катул: так пишет Сулла (состоял на службе под командованием Катула), принимавший участие в этом сражении. По его словам, Марий надеялся, что фаланги (греческий боевой строй) столкнутся главным образом на флангах. Чтобы победа досталась его собственным воинам, а Катул не принял участия в битве и не встретился с врагами, он расположил свои силы так, что центр образовал изгиб внутрь, как обычно делают при большой линии фронта. Сообщают (вероятно из записок Суллы), что именно этим впоследствии защищался Катул, выставляя на вид большое недружелюбие Мария по отношению к себе. Между тем пехота кимров спокойно выступала из лагеря правильным квадратом: каждая сторона этого строя имела в длину 30 стадий. Всадники, в числе 15 тысяч, выступили сверкая [оружием]: на них были шлемы, изображавшие собою пасти и своеобразные головы диких зверей; высота шлемов увеличивалась крылатыми гребнями, отчего [сами всадники] казались выше; они были одеты в железные панцири и сверкали белыми щитами. У каждого из них был дротик, с раздвоенным наконечником; в рукопашном бою они пользовались большими и тяжелыми мечами.
Гл. XXVI. При этом они не скакали на римлян с фронта, а, отклоняясь в правую сторону, заманивали их понемногу, внедряясь в промежуток между ними [т. е. центром римского расположения] и пехотою, расположенною на левом крыле. Римские полководцы усмотрели эту хитрость, но не успели удержать воинов; стоило кому-то закричать, что враги бегут, как все двинулись их преследовать. В это самое время пехота варваров наступала, волнуясь как морская пучина. Тогда Марий, омыв руки и воздев их к небу, дал обет богам принести гекатомбу (жертва в 100 голов скота); Катул, совершенно так же воздев руки, дал обет воздвигнуть посвящение Судьбе этого дня. Говорят, что Марий, совершив священнодействие и увидев после него жертвенных животных, громко сказал: "Моя - победа". Некоторые сообщают со слов Суллы, что в начале битвы Марий подвергся гневу богов. Поднялась, как это бывает, страшная пыль, и войска скрылись за нею. Поэтому, он едва только двинулся на преследование, увлекши свое войско, как потерял врагов и пройдя мимо их строя, долго блуждал по равнине. Варвары по воле судьбы сшиблись с Катулом, и битва была проведена главным образом им и его воинами (в их рядах, по собственному свидетельству, находился Сулла). Римлянам помогли в сражении зной и солнце, светившее кимрам в лицо. [Эти последние] умели переносить холод и воспитались, как было сказано, в тенистых и холодных краях: поэтому их одолевала жара, они задыхались и сильно потели, закрывая лица щитами. Битва к тому же пришлась после летнего солнцеворота, который римляне празднуют за три дня до первого августа, называвшегося тогда секстилием (после 30 июля). Столб пыли, скрывший врагов, способствовал поднятию духа [римлян]. Они не заметили издали всей массы [противников], но на бегу каждый схватился в рукопашную, с кем пришлось, и не был напуган общим видом [сражения]. Римляне так привыкли к труду и были закалены физически, что, хотя столкновение произошло при сильной духоте и на бегу, не видно было, чтобы кто-нибудь из них вспотел или запыхался: говорят, что это описывает сам Катул, превознося своих воинов (сочинение Катула до нас не дошло).
Гл. XXVII. Тут была перебита самая многочисленная и самая воинственная часть врагов. Бойцы их первого ряда даже были соединены друг с другом цепями, привязанными к поясам, ради того чтобы нельзя было разорвать строй. Прогнав беглецов до их лагеря, [римляне] столкнулись с самыми трагическими сценами. Одетые в черное женщины стояли на повозках и избивали беглецов: одни - мужей, другие - братьев, третьи - отцов. Они душили своими руками детей и бросали их под колеса и под ноги упряжным животным, а сами закалывались. Про одну говорят, что она повесилась на конце дышла, а на обеих ее лодыжках висело по маленькому ребенку, затянутому петлею. [Рассказывают], что мужчины, по недостатку деревьев, привязывали себя за шею к рогам или к ногам быков, а потом кололи их стрекалом и погибали, влекомые и растаптываемые мечущимися быками. Все же, помимо погибших таким образом, было взято в плен больше 60 тысяч [человек]. Говорили, что их пало вдвое больше. Имущество разграбили воины Мария; а доспехи, знамена и трубы, как говорят, были принесены в лагерь Катула. По тем же рассказам именно этим Катул доказывал, что победа была одержана благодаря ему. Когда однако между воинами, как кажется, произошел об этом спор, то в качестве посредников были выбраны присутствовавшие там послы парметов (жители г. Пармы). [Воины] Катула водили их по трупам врагов и показывали пронзенных своими копьями: их легко было узнать по буквам, так как Катул вырезал свое имя у [конца] древка. Впрочем, Марию весь этот подвиг в целом был приписан, благодаря его первой победе и первенству по власти. Особенно в народе называли его третьим основателем Рима, считая, что эта устраненная им опасность не меньше, чем это было при кельтском нашествии (т.е. занятие Рима в 390 г. до н. э. галлами - сенонами). [Из таких людей] каждый у себя дома с женой и детьми в радостном настроении духа приносил в начале трапезы жертву и возлияние Марию наравне с богами. Считали достойным для него справить двойной триумф. Однако он справил триумф не так, а вместе с Катулом, желая выказать себя скромным при такой великой удаче; кроме того, он, конечно, побоялся, как бы настроенные против него воины не помешали его триумфу, если бы Катул был лишен этой чести.
© дизайн и вёрстка сайта : Трухан Александр, Трухан Иннокентий - март 2011
