(цифровая версия книги © Трухан Александр)
Гл. 17. Видя, что отряды херусков в неистовой жажде боя слишком выдвинулись вперед, Германик приказал самой сильной части своей конницы ударить неприятелю во фланги, а остальным эскадронам (turmis) обойти его и атаковать с тыла; сам он обещал вмешаться в бой в нужный момент... Пехота ударила неприятелю во фронт, и в то же время посланная вперед конница напала на него с тыла и атаковала фланги, и - как это ни странно звучит- два неприятельских отряда обратились в бегство в противоположные стороны: те, что стояли в лесу (silva), ринулись в поле (aperta), а те, что стояли в долине (in campis), пустились бежать в лес. Херуски, находившиеся посередине между этими двумя отрядами, были оттеснены с холмов (collibus); среди них бросался в глаза Арминий, который старался поддержать порядок в битве делом собственных рук, ободряющими призывами и указаниями на свою рапу (manu, voce, vulnere).Он бросился на стрелков и пробился бы сквозь их ряды, если бы его не удержали подоспевшие когорты ретийцев, винделиков и галлов. Сам он проложил себе дорогу обратно благодаря своей физической силе и быстроте его лошади, вымазав лицо собственной кровью, чтобы его не узнали. Говорят, что хавки, находившиеся в числе римских вспомогательных отрядов, [все-таки] узнали его, но пропустили. Такая же отвага (virtus) или хитрость (fraus) помогла спастись Ингвиомеру. Остальные херуски были перебиты целыми массами; многие из них, пытаясь переплыть Визургис, пали под ударами стрел унесены были течением или, наконец, оказались погребенными под тяжестью бежавших сзади людей и под обваливавшимися берегами реки. В своем позорном бегстве некоторые из вих взобрались даже на верхушки деревьев и спрятались в ветвях, откуда римские воины, забавляясь, сбрасывали их ударами стрел. Другие были раздавлены срубленными деревьями.
Гл. 18. Это была большая победа, которая к тому же не стоила нам значительных жертв. С 10 часов утра до самой ночи продолжалась резня; на протяжении 10 римских миль (15 км) все было завалено неприятельскими трупами и оружием. [Римляне тут же сложили это оружие в кучу в виде трофея. Как реагировали на это германцы, Тацит рассказывает в гл. 19.]
Гл. 19. Зрелище это наполнило германцев таким отчаянием и гневом, какого не могли вызвать ни раны, ни скорбь о павших, ни разорение. Только что еще они готовы были покинуть свою родину (abire sedibus) и уйти за Альбис; теперь они уже жаждут битвы и берутся за оружие. Простой народ (plebs) и знать (primores), юноши и старики внезапно напали на римскую боевую линию и расстроили ее. Наконец, они выбрали в качестве места [для битвы] узкую и сырую долину (planities), замкнутую между рекой и лесами (silvis). Леса были окружены глубоким болотом (palus) кроме одного места, где ангриварии возвели широкий вал, отделявший их от херусков; здесь выстроилась германская пехота, а конница спряталась в ближайших рощах (lucis), чтобы оттуда ударить в тыл проходящим по лесу легионам.
Гл. 20. [Германику были известны намерения неприятеля, и он принял соответствующие меры, которые должны были обратить военную хитрость германцев против них самих. Дальнейший ход событий Тацит излагает в 20-21 главах:] ...Те части римского войска, которым предстояло пройти через равнину (plana), легко продвинулись [по направлению к лесу], но тем, которым пришлось брать вал, сильно доставалось от сыпавшихся сверху ударов словно при штурме крепостной стены... Германик во главе преторианских когорт взял приступом вал и повел атаку в сторону леса. У германцев в тылу было болото, римлянам закрывали выход река и горы. Тех и других необходимость заставляла оставаться на месте; у обеих сторон вся надежда была на храбрость, для обеих все спасение было в победе.
Гл. 21. Германцы сражались не менее храбро, чем римляне но обстановка битвы и характер вооружения ставили их в невыгодное положение: ибо их было очень много, и на небольшом пространстве они не могли ни вытягивать далеко вперед свои длинные копья, ни отдергивать их назад; они не могли также использовать гибкость своих тел для быстрого натиска и принуждены были сражаться на одном месте. Римские воины, наоборот, прижав щит к самой груди и держа в руке рукоять меча, пронзали огромные туловища варваров и их незащищенные лица и проложили себе дорогу по неприятельским трупам. Арминий не был так энергичен, как обычно, - потому ли что его утомила постоянная опасность поражения или потому, что ему мешала недавно полученная им рана. И Ингвиомера, который метался по всей боевой линии, покинуло скорее счастье, чем храбрость...
Гл. 24. [После победы над херусками Германик на обратном пути в сильную бурю потерял весь свой флот. Изображая в 23- 24 главах это несчастное плавание римского флота по водам Северного моря, Тацит делает следующее замечание общего характера]: Так как Океан - самое бурное море из всех морей, а климат в Германии - суровее, чем во всех других странах, то это несчастие превосходило всякую меру и все, прежде бывшее...
Гл. 44-46. [В этих главах Тацит рассказывает о решительном столкновении друг с другом двух групп германских племен - свевов и маркоманов с их союзниками под начальством Маробода и херусков с их союзниками под предводительством Арминия. Это столкновение произошло после отозвания Германика Тиберием с театра военных действий и имело место около 17 г. н. э.]
Гл. 44. ...Свевы... просили помощи против херусков. Ибо после ухода римлян германские племена, избавившись от страха перед внешним врагом, в силу старой привычки или из соревнования военной славы обратили оружие друг против друга. Силы обоих племен были равны, и доблесть их вождей (virtus ducum) одинакова; но Маробода соплеменники (populares) не любили за его королевский титул (regis nomen), а Арминия любили как борца за свободу (Arminium pro libertate bellantem favor habebat).
Гл. 45. Поэтому не только херуски и их союзники - старое воинство Арминия - приняли участие в войне [против Маробода], но к Арминию присоединились и некоторые свевские племена из числа подданных Маробода (е regno... Marobodui)- семноны и лангобарды. Их помощь дала бы перевес Арминию, если бы Ингвиомер с отрядом своих сторонников (cum manu clientium) не перешёл на сторону Маробода; сделал он это исключительно потому, что в качестве дяди и старшего считал ниже своего достоинства подчиняться молодому сыну своего брата, Оба войска выстроились, воодушевленные равной надеждой на успех; они сражались не путем беспорядочных стычек и не нестройными ватагами, как это раньше было принято у германцев: ибо в течение долгих войн с римлянами они привыкли следовать за знаменами, обеспечивать себя резервами и слушаться приказаний полководцев (imperatorum). Арминий, объезжая верхом ряды и осматривая все свое войско, обращал внимание тех, мимо которых проезжал, на вновь завоеванную свободу, на уничтожение легионов, на отнятую у римлян боевую одежду и оружие, которым еще и поныне владеют многие германские воины. Маробода же он называл трусом и дезертиром (fugacem Maroboduum appellans), еще не видавшим битвы; говорил, что он спрятался в чащах Герцинского леса (Hercyniae latebris defensum), а затем вымолил у римлян дружбу при помощи подарков и посольств; что он - изменник отечества и приспешник Цезаря и что его следует прогнать с неменьшим ожесточением, чем [в свое время] покончили с Квинтилием Варом. "Вспомните, - прибавлял он, - что много было сражений [между римлянами и германцами] и что исход каждого из них и последовавшее за ними изгнание римлян [из Германии] достаточно ясно показали, кто выиграл во всей войне в целом".
Гл. 46. И Маробод [в свою очередь] не упустил случая похвалиться [своими заслугами] и очернить врага: взяв за руку Ингвиомера, он стал уверять, что в нем воплощена вся слава херусков: именно советам Ингвиомера обязаны они всеми своими военными удачами. Арминий,- сумасброд, не умеющий правильно оценивать истинное положение вещей,-приписывает себе чужую славу только потому, что он хитростью победил три слабых легиона с их не ожидавшим измены военачальником к великому вреду для Германии и к бесчестию для него самого, ибо его жена и сын до сих пор еще несут ярмо рабства. "Между тем я, - говорил Маробод, - имея дело с двенадцатью легионами под начальством Тиберия, сохранил незапятнанной славу германцев, и наши войска разошлись в разные стороны, после чего мы заключили мир с римлянами, как равные, с равными; я и теперь не вижу причин раскаиваться в том, что от нас зависит решение вопроса - возобновить ли нам войну против римлян или предпочесть бескровный мир". Подстрекаемые этими речами воины каждого из двух враждебных войск были движимы еще своими особыми причинами: херуски и лангобарды сражались за свою старую славу и новую свободу, а их противники - за расширение своего владычества. Никогда еще не обрушивались друг на друга ее всею тяжестью такие боевые силы, и никогда исход сражения не был таким неопределенным: ибо правые фланги у обоих противников были разбиты, и все ждали возобновления битвы; но Маробод расположился лагерем на холмах (colles), что было равносильно признанию им своего поражения. Ослабленный отпадением все большего и большего числа его сторонников, он отступил в страну маркоманнов и отправил к Тиберию послов с просьбой о помощи. Но ему ответили, что он не имеет никакого права призывать римские войска против херусков, ибо когда римляне воевали с тем же врагом, он не оказал им никакой помощи.
Гл. 62. В то время как Германик проводил это лето в разъездах по разным провинциям, Друз заслужил себе немалую славу тем, что посеял раздоры среди германцев; он стремился довести Маробода, могущество которого уже было поколеблено, до полной гибели. В племени готонов был один знатный юноша (nobilis juvenis) по имени Катуальда; вынужденный некогда бежать от Маробода, он решился теперь, когда положение Маробода пошатнулось, отомстить ему. С сильным отрядом вторгся он в страну маркоманов, привлек на свою сторону самых знатных людей племени (primores) и ворвался в столицу (regia) и расположенную близ нее крепость (castellum). Там он нашел старую свевскую добычу, а также маркитантов и купцов из наших провинций: их привлекали сюда выгодные условия торговли, а удержала жажда наживы денег, так что многие из них в конце концов забыли свою родину и окончательно переселились в неприятельскую страну.
Гл. 63. Покинутому всеми Марободу оставалось лишь одно прибежище-милосердие Цезаря. Поэтому он перешел Данувий на границе Норикума и обратился к Тиберию с письмом,-не как изгнанник или проситель, а в тоне, подобающем его прежнему могущественному положению: "Многие племена, - писал он, - приглашали к себе столь знаменитого некогда короля (clarissimum... regem), но я предпочел дружбу с римлянами". Тиберий ответил ему, что если он захочет остаться в Италии, то ему будет обеспечено безопасное и почетное пребывание там; если же он изберет что-либо другое, то сможет в полной безопасности покинуть Италию,-так же как он получил возможность поселиться в этой стране... Маробод стал жить в Равенне; и когда среди свевов начиналось брожение, римляне угрожали им возможностью возвращения Маробода к власти. Однако Маробод в течение 18 лет не покидал Италии и состарился там, сильно омрачив свою былую славу излишней привязанностью к, жизни. Но и Катуальду постигла та же участь; и ему тоже пришлось искать прибежища у римлян: вскоре [после падения Маробода] Катульда был изгнан гермундурами и их вождем (dux) Вибиллием, затем был принят Тиберием и отправлен в колонию Нарбоннской Галлии - Форум Юлиум (ныне - Frejus - Южн. Франция). Для того чтобы варварские дружины (comitatus) обоих вождей не нарушали мир в римских провинциях, их разместили по ту сторону Данувия, между p.p. Марус и Кузус, и дали им в короли (rex) Ванния из племени квадов.
Гл. 88. После ухода римлян и изгнания Маробода Арминий стал стремиться к королевской власти и этим восстановил против себя свой свободолюбивый народ. (Arminius... regnum affectans libertatem popularium adversam habuit). Арминий взялся за оружие, сражался с переменным успехом и пал жертвою коварства своих родных (dolo propinquorum cecidit). Он был несомненно освободителем Германии (liberator haud dubie Germaniae) и боролся с римским народом не в начале развития римского могущества, как прочие короли и вожди (reges ducesque), а в эпоху наибольшего процветания римской империи; он не всегда одерживал решительные победы в отдельных сражениях, но во всей войне в целом остался непобежденным. Арминий жил 37 лет, а его могущество продолжалось 12 лет. Варвары до сих пор воспевают его в своих песнях; но греческие летописи, которые столь удивляются деяниям своего народа, не знают Арминия; и у нас, римлян, он не пользуется большой славой, ибо мы восхваляем старину и равнодушны к недавнему прошлому.
Книга IV
Гл. 72. В том же году нарушили мир фризы - зарейнский народ - и не столько из непослушания, сколько из-за нашей жадности. Принимая во внимание их бедность, Друз наложил на них умеренную подать - поставку бычачьих кож для военных надобностей. При этом никто не интересовался толщиною и величиной этих кож, пока примипиларий Оленний, который стал управлять фризами, не избрал в качестве образца кожу зубра. Это требование, тяжкое и для других племен, было особенно тяжело для германцев [фризов], ибо хотя их леса и полны дикими зверями огромной величины, но их домашний крупный рогатый скот отличается низкорослостью (modica domi armenta sunt). Таким образом они лишились сначала самих быков (boves ipsos), затем пахотных полей (agros) и, наконец, принуждены были отдать в рабство своих жён и детей. Отсюда - негодование и жалобы фризов; а так как им не сделали никаких уступок, то они взялись за оружие. Они схватили римских солдат, занимавшихся сбором податей, и предали их казни на кресте. Олепний спасся бегством от их неистовства и укрылся в крепости Флевум (Flevum). Там стоял порядочный отряд римских граждан и союзников, охранявший морское побережье.
Гл. 73. Когда об этом узнал Люций Апроний, пропретор провинции "Нижняя Германия" (Grermania inferior), он вызвал из провинции "Верхняя Германия" части легионов и отборные отряды пехоты и конницы из вспомогательного войска, велел тем и другим спуститься в низ по Рейну и повел их в страну фризов; но мятежники уже бросили осаду крепости и ушли защищать свои владения (ad sua tutanda).
[Для усмирения фризов пришлось привлечь еще силы пятого легиона, и оно стоило римлянам значительных жертв. Вслед за описанием битвы с фризами Тацит помещает рассказ о двух характерных инцидентах, разыгравшихся в связи с усмирением восстания.] ...Вскоре после этого перебежчики сообщили, что возле [священной] рощи (apud lucum) Бадугенны девятьсот римлян пало в битве, тянувшейся второй день, и что воины другого отряда в 400 человек, занявшие усадьбу (villa) бывшего римского наемника Крупторикса, опасаясь измены, перерезали друг друга.
Гл. 74. В результате фризы прославились среди германцев; Тиберий же скрывал потери, чтобы не быть вынужденным поручить кому-нибудь вести войну...
Книга XI
В главах 16-17 Тацит набрасывает яркую картину постоянных внутренних усобиц в стране херусков, а также дает понятие о роли вождей и королей в германском племени в середине I века н. э.]
Гл. 16. В том же году (47 г. н. э.) херуски просили у римлян дать им короля (regem), так как они потеряли всю свою знать (nobiles) в междоусобных войнах и остался лишь один отпрыск королевского рода (stirpis regiae), Италик, живший в Риме. С отцовской стороны он происходил от Флавия, брата Арминия, а со стороны матери - от Актумера, вождя хаттов (princeps Chattorum); он обладал привлекательной наружностью и хорошо владел оружием и конем и по германскому, и по нашему обычаю. Император снабдил его деньгами, дал ему телохранителей и советовал ему смело добиваться славы, достойной его рода: ведь он первый идет к власти в Германии как уроженец Рима, не как заложник, а как римский гражданин. Сначала он понравился германцам: не причастный к их раздорам, он возбудил во всех одинаковое к себе расположение; они стали его прославлять и почитать, так как всем нравились его ласковость и терпимость; к тому же варварам пришлась по вкусу его склонность к вину и разгулу. Он стал уже знаменит как среди ближайших, так и среди отдаленных племен, как вдруг предводители партий (factiones), извлекавшие выгоду из раздоров и подозрительно относившиеся к его могуществу, отправились к соседним народам и стали уверять их, что древняя германская свобода гибнет и что к ним проникает власть римлян. "Неужели уж нет никого, - спрашивали они, - кто мог бы занять место вождя (princeps), так что приходится предпочесть всем потомка перебежчика Флавия? Напрасно ссылаются на Арминия: если бы даже его сын, выросший во вражеской стране, явился в качестве короля, и то следовало бы опасаться и его, как зараженного иноземными обычаями, привычкой к роскошному столу и услугам рабов. А что, если у Италика образ мыслей его отца? Ведь никто с таким ожесточением не поднимал оружия против своего отечества и богов, как его отец!".
Гл. 17. Такими и подобными им речами они собрали большое войско. Но не меньше приверженцев было и у Италика. Он напомнил, что не вторгся в страну против воли [херусков], а был ими же призван, потому что превосходил всех остальных знатностью (quando nobilitate ceteros anteiret): пусть они испытают его доблесть (virtus) и посмотрят, не окажется ли он достойным своего дяди Арминия или деда Актумера. Ему нечего краснеть и за своего отца, который по желанию германцев снискал дружбу римлян и никогда не нарушал ее. Понятие свободы ложно толкуется теми, кто, являясь порочными в частной жизни и губителями государства, надеются лишь на одни раздоры. Народ (vulgus) выразил ему бурное одобрение. В большом сражении, происшедшем между варварами, Италик остался победоносным королем (victor rex); впоследствии счастливая судьба сделала его очень гордым, и он был изгнан; при помощи лангобардов и вновь восстановил свою власть, причиняя вред херускам как своими удачами, так и неудачами.
Гл. 18. В то время как Корбулон был еще в дороге, хавки, свободные от внутренних раздоров (nulla dissensione domi) и ободренные смертью Санквиния, произвели набег на Нижнюю Германию под предводительством Ганнаска (duce Gannasco), который происходил из племени каннинефатов, служил долго и хорошо в союзных войсках у римлян, затем перешел на сторону неприятеля и стал на своих легких судах заниматься разбоем: особенно опустошал он берега Галлии, так как знал, что галлы богаты и невоинственны. Но Корбулон... переправил триремы по Рейну, а другие, более легкие суда по мелкому морю, изобилующему отмелями (aestuaria), и по каналам, затопил неприятельские суда и прогнал Ганнаска. [Энергичные мероприятие Корбулона, направленные к восстановлению порядка среди легионеров и к организации отпора германцам, оказали, по словам Тацита, воздействие и на тех, и на других.}
Гл. 19. ...Племя фризов, которое после восстания, начавшегося поражением Л. Апрония, было либо враждебно нам, либо недостаточно предано, теперь выставило заложников и поселилось на отведенной ему Корбулоном территории (agros). Корбулон дал фризам также сенат, магистратов и законы (senatum, magistrates, leges), а чтобы они не вышли из повиновения, он построил крепость. В то же время он подослал своих людей к "большим хавкам" с целью склонить их к покорности и вместе с тем попытаться хитростью извести Ганнаска. Этот нова прием борьбы, увенчавшийся успехом, нельзя считать безнравственным по отношению к перебежчику и нарушителю верное. Но убийство Ганнаска вызвало волнение среди хавков, и тем самым Корбулон посеял семена непокорности... [Император Клавдий однако не поддержал наступательную тактику Корбулона в Германии и даже отозвал войска из-за Рейна.]
Гл. 20. Корбулон уже хотел начать постройку лагеря в неприятельской стране, когда он получил этот письменный приказ ... [Он] подал сигнал к отступлению, но, чтобы солдаты не оставались без дела, приказал им вырыть между Мозой и Рейном канал длиною в 23 римские мили для предохранения [этой территории] от неожиданных морских наводнений. Цезарь (Клавдий) даровал ему триумфальные инсигнии (знаки отличия), хотя и не позволил ему продолжать войну. Вскоре после этого он оказал те же почести Курцию Руфу, который на территории племени маттиаков (in agro Mattiaco) заложил шахты для добывания серебряной руды; однако добыча руды была невелика и разработка продолжалась недолго. Зато легионерам она причинила немалый вред и стоила большого труда; для того чтобы проводить штольни (rivus), им приходилось рыться под землею, между тем как подобная работа очень тяжела даже на поверхности земли...
Книга XII
Гл. 27. Агриппина, которая хотела показать силу [своего влияния на государственные дела] даже и союзным племенам, настояла на поселении колонии ветеранов в городе убиев (oppidum Ubiorum), где она родилась; колония была названа её именем. Убии - то самое племя, которое в силу случайного стечения обстоятельств было после его перехода через Рейн принято в римское подданство как раз дедом Агриппины Агрнппой. В это же время (50 г. н. э.) разбойничьи набеги хаттов вызвали панику в Верхней Германии. Ввиду этого легат П. Помпоний послал вспомогательные отряды вангионов и неметов, к которым он присоединил конницу с флангов, с тем чтобы они либо отрезали путь разбойничьим шайкам, опередив их, либо, если они рассеялись, незаметно их окружили. Солдаты ревностно взялись за выполнение приказаний полководца; они разбились на два отряда; из них тот, который пошел налево, окружил хаттов вскоре после того, как те вернулись и, пресытившись добычей, спали тяжёлым сном. Радость была тем сильнее, что при этом освободили от сорокалетнего рабства кое-кого из потерпевших поражение при Варе.
Гл. 28. Другой отряд, двинувшийся направо и шедший кратчайшими путями, встретился с неприятелем, который решился принять бой и потерпел тяжелое поражение. Солдаты, нагруженные добычей и покрытые славой, вернулись к подножию Таунуса, где их дожидался Помпоний с легионами на тот случай, если бы хатты из жажды мщения вызвали римлян на бой. Но хатты, опасаясь, как бы их не окружили с одной стороны римляне, а с другой - херуски, с которыми у них были вечные раздоры, отправили в Рим послов и заложников...
Гл. 29. В это самое время Ванний, которого Друз поставил королем у свевов, был изгнан из своей страны. В начале своего владычества он пользовался у соплеменников (populares) почетом и любовью, но долговременное царствование сделало его гордым, и он стал жертвой ненависти соседей и внутренних раздоров (domesticis discordiis). Зачинщиками были: король гермундуров (Hermundurorum rex) Вибиллий и сыновья сестры Ванния- Вангион и Сидон. Император Клавдий, несмотря на то что его часто об этом просили, не произвел вооруженного вмешательства в эти раздоры между варварами, но обещал Ваннию безопасное убежище, если он будет изгнан. Он послал наместнику [провинции] Паннонии Палпеллию Истру письменное приказание поставить на берегу Данувия один легион и набранные в самой провинции вспомогательные войска на помощь побежденным и для устрашения победителей, чтобы они в увлечении успехом не нарушили мира с нами. Ибо бесчисленные массы народа - лугии и другие племена - уже стекались туда, привлеченные слухами о богатствах свевского царства (fama ditis regni), которые Ванний в течение тридцати лет умножал грабежами и сбором дани (praedationibus ас vectigalibus auxerat). У него же были только собственный отряд пехоты да конница из сарматских языгов - силы, не равные численно превосходившему его неприятелю; поэтому он решил защищаться в крепостях (castellis) и затягивать войну.
Гл. 30. Но языги, не имея терпения выдерживать осаду, разбрелись по окрестным равнинам (campos) и тем самым сделали сражение неизбежным, потому что вследствие этого туда вторглись лугии и гермундуры. Поэтому Ванний покинул крепости, но сражение он проиграл, - впрочем, проиграл его со славою, так как лично участвовал в нем и был ранен спереди, [а не сзади] *. Затем он нашел убежище на судах [римского] флота. стоявшего на Данувии. За ним вскоре последовали [его] клиенты (clientes), которые, получив наделы пахотной земли (acceptis anis) были поселены в Паннонии. Царство [Ванния] поделили между собою Вангион и Сидон, которые держали себя по отношению к нам очень хорошо; а их подданные - вследствие ли свойств своей собственной природы или же в силу природы самого рабства (servitii) - очень любили их, пока они добивались власти, но столь же сильно стали их ненавидеть, после того как они ее достигли.
Книга XIII [Эти главы содержат весьма характерный рассказ о борьбе фризов, а затем ампсивариев за обладание пустующей полосой вдоль правого берега Рейна.]
Гл. 54. В результате длительного бездействия римских войск распространился слух, будто у легатов отнято право вести их на врага. Поэтому фризы, переправив юношей через лесистые горы и болота (saltibus aut paludibus), а небоеспособных стариков по озерам, приблизились к берегу Рейна и заняли пустовавшие территории (agros vacuos), отведенные в пользование римским солдатам. Предводителями фризов были Веррит и Малориг, которые управляли этим племенем, поскольку германцами вообще можно управлять (qui nationem eam regebant, in quantum Germani regnantur). Фризы уже построили дома (fixerant domos), засеяли пахотные поля (semina arvis intulerant) и стали обрабатывать их как землю своей родины (utque patrium solum exercebant), как вдруг римский наместник провинции "Нижняя Германия" u преемник Паулина Дубий Авит под угрозой насилия потребовал от фризов, чтобы они ушли на свою прежнюю территорию (veteres in locos) или попросили у императора новых мест для поселения (novam sedem) и тем самым вынудил Веррита и Малорига взять на себя ходатайство по этому делу [Веррит и Малориг самолично отправились в Рим к Нерону]... Нерон даровал им обоим права римского гражданства, но приказал фризам очистить занятую ими территорию (agros). А когда они отказались подчиниться этому приказу, то внезапно напавшая на них союзническая конница заставила их силою выполнить его; тех кто оказывал наиболее упорное сопротивление, брали в плен или убивали.
Гл. 55. [Вслед за тем] ту же территорию (agros) заняли ампсиварии, которые были сильнее [фризов] не только своей многочисленностью, но и сочувствием соседних племён, ибо ампсиварии, изгнанные хавками, не имели собственной территории и искали только безопастного места жительства и надёжного убежища на чужбине. Ими предводительствовал знаменитый среди этих племён и верный нам Бойокал. "Во время восстания херусков, - говорил он, - я был закован в кандалы по повелению Арминия, затем служил под начальством Тиберия и Германика, а теперь готов увенчать мою пятидесятилетнюю службу подчинением моего племени римскому подданству. Какой [небольшой] частью [отведенной римлянам] пользуются римские солдаты, которые лишь иногда прогоняют свой мелкий и крупный скот (pecora et armenta)! Пусть они уж сохранили эти земли, несмотря на голод среди людей; только бы не предпочитали они пустыни соседству дружественных народов! Эти пахотные поля (arva) принадлежали некогда хамавам, потом тубантам, а затем узипам. Подобно тому как небо предназначено для богов, так земля создана для смертного людского рода: пустующая земля есть общее достояние". Затем, обращаясь к солнцу и прочим светилам, он как бы лично вопрошал их, неужели они захотят созерцать бесплодную землю? "Нет, скорее они затопят их водою направят морские волны против похитителей земли!"
Гл. 56. Задетый этой речью, Дубий Авит ответил, что следует терпеливо подчиняться власти сильнейших; [ведь] богам, к которым взывали ампсиварии, угодно было устроить так, чтобы за римлянами оставалось право решать, что давать и что отнимать, и чтобы они не терпели не каких других судей кроме самих себя. Так он ответил всему племени ампсивариев, а самому Бойокалу он обещал дать земли (agros) во внимание к его дружбе с римлянами. Но Бойокал отверг это предложение, как плату за измену, и прибавил: "У нас нет земли, чтобы жить, но умереть найдётся место!" И обе стороны разошлись раздражённые. Ампсиварии призвали бруктеров, тенктеров и более отдалённые племена к совместной войне с римлянами. Авит написал Курцию Манцию, легату верхнегерманской армии, чтобы тот перешёл через Рейн и зашёл в тыл неприятелю, а сам ввёл свои легионы в страну тенктеров (in agrum Tenterum) и пригрозил им разорением, если они не отступятся от союза [с ампсивариями]. Когда тенктеры [в результате этой угрозы] отпали от союза, то и бруктерами овладел такой же сильный страх. А так как и остальные племена отказались защищать чужие интересы, то ампсиварии остались в одиночестве и повернули обратно к узипам и тубантам. Изгнанные и из их страны, они просили пристанища у хаттов, затем у херусков; они блуждали долго, сначала в качестве гостей, затем стали нищими и, наконец, сделались всем врагами (errore longo hospites, egeni, hostes). Их юношество было перебито на чужбине, а небоеспособных стариков поделили в качестве добычи. В то же лето (58 г. н. э.) произошло большое сражение гермундуров с хаттами из-за богатой солью пограничной реки, которую каждое из этих племен стремилось силою отвести [на свою территорию]. Кроме склонности решать все споры оружием, тут действовала и другая причина - верование, что подобные места ближе всего к небу и что боги ниоткуда так хорошо не внемлют молитвам смертных, как именно отсюда. Поэтому по милости богов в этой реке и в этих лесах родится соль не так, как у других народов, в результате испарения морской воды, а из сочетания враждебных стихий, огня и воды; ибо для добывания соли здесь льют воду на горящие деревья. Война была удачна для гермундуров, но для хаттов она оказалась тем более пагубной, что [обе стороны] на случай победы посвятили вражеское войско Марсу и Меркурию, а в силу этого обета [победители гермуидуры] должны были истребить воинов и лошадей и вообще все живое [в племени хаттов]. [Извержение подземного огня в стране убиев в 58 г. н. э.] Гл. 57. Союзную нам страну убиев постигло неожиданное бедствие: огонь, извергшийся из земли, поглотил усадьбы (villae), пахотные поля (arva) и деревни (vici) и перекинулся на стены недавно основанной колонии (Агриппы)..,
Дизайн и вёрстка сайта выполнены: Трухан Александр, Трухан Иннокентий
© Трухан Александр Аркадьевич, март 2011
другие адреса:
